Комаровский: Мне угрожают смертью, за мной следит СБУ, меня дискредитируют каждый божий день. Государству на это насрать. Им главное, чтобы я не пошел во власть

Чем новый штамм коронавируса "Омикрон" похож на корь, можно ли от него защититься и кому нужно делать бустерную дозу прививки. Об этом, а также о праздновании дня рождения Савика Шустера в Литве и "вильнюсском заговоре", причинах разочарования в президенте Украины Владимире Зеленском, его возможном переизбрании на второй срок, угрозах смерти и дискредитации, а также о связях с бизнесменом Ринатом Ахметовым в интервью основателю издания "ГОРДОН" Дмитрию Гордону рассказал украинский врач-педиатр Евгений Комаровский. "ГОРДОН" публикует текстовую версию интервью.

Все прогнозы касательно коронавируса разбиваются. "Омикрон" перевернул все
– Так что, ты готов к эфиру?

– К зефиру.

– Кстати, про зефир. Меня очень расстраивает, что ты вообще не смотришь и тебе не докладывают, что о тебе говорят.

– Мне так докладывают... Вы не представляете, сколько.

– Тебе докладывают? Тебе, похоже, перекладывают. Потому что я недавно в эфире у Наташи Влащенко сказал, что после того, как мы участвовали в "заговоре", впредь я дела с тобой иметь никогда не буду. Потому что я, похоже, единственный человек в Украине, которому ты еще не подарил зефир.

– Вы завтра еще в Киеве, доктор?

– Ты позорище, Гордон.

– Я знал это. Мне и Зеленский сказал, что я позорище…

– Ну просто мы с тобой столько лет знакомы, я же к тебе, как к родному, а ты для меня... Ну я понимаю, что, конечно же, пирамидки в этих яйцах – это да, это, конечно, наше...

– Это будет хит сезона, доктор.

– Хорошо. Ну давай эфир.

– Кефир.

– Давай.

– Доктор, вы завтра еще в Киеве?

– У меня же завтра встреча с Васей.

– Я обещаю: завтра все будет. И зефир, и кефир, и чифир, и конфеты "Гордон в шоколаде", и шоколадки, и халва. Вы будете весь сладкий, аж липкий.

– Так что, девки, готовьтесь к облизыванию.

– Евгений Олегович, я очень рад, что мы опять с вами встречаемся. Я хотел бы начать не с заговора и не с выговора, а с разговора серьезного о COVID-19. Я понял, что шутки закончились, когда мой папа, привившись два раза, заболел дважды COVID-19. После двух прививок. Что происходит?

– Ну это особенность того, как иммунная система реагирует именно на этого возбудителя. Мы не можем ни с помощью вакцинации, ни с помощью перенесенного заболевания создать антитела, которые называются нейтрализующими, то есть которые идеально подходят к новому вирусу. То есть, условно говоря, когда к нам в организм попадает вирус, то антитела, которые у нас есть вследствие вакцинации, не могут полностью его нейтрализовать. Они ослабляют его действие – не дают ему нас убить. Но защитить от болезни они не могут. Это особенность коронавируса вследствие его мутаций и так далее. Сейчас, в плане [распространения штамма коронавируса] "Омикрон", который... Мы сейчас все на пороге. Хотя на самом деле, мне кажется, мы уже давно переступили этот порог. Просто если учесть, какое количество тестов мы делаем забесплатно... Понимаете? У нас огромный дефицит бесплатных тестов...

– Ну, вы, может, и забесплатно, а мы – платно.

– Я же к тому и говорю: если бы понимали, что чуть ли не каждый день американский Конгресс рассказывает о том, какое количество денег они выделяют на то, чтобы закупить бесплатные тесты... Если говорят о том, что в США за один день выявлено более 1 млн случаев коронавирусной инфекции, то вы понимаете, сколько сделали тестов?

– Кошмар.

– Поэтому если бы мы делали столько же тестов, то, естественно, у нас была бы совсем другая картина.

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– Но американцы болеют не меньше наших. Может, еще и больше.

– Может быть. Не меньше и не больше. Мы же сейчас о другом немножко говорим: о том, что мы не имеем, к сожалению, объективной картины. Мы, в общем, на сегодня должны признать следующее: заразность "Омикрона" приближается к заразности кори. То есть это одна из самых заразных инфекций, существующих на земном шаре. Сравниться с корью не может, наверное, ничто. И "Омикрон" практически такой же. Поэтому, как я сказал месяц назад, "Омикрон" придет в каждую носоглотку… Никакие маски, никакие противоэпидемические мероприятия не сработают. Мы все получим этот вирус. Чем это кончится? Скорее всего, те, кто привит, кто уже болел, получат легкую форму заболевания…

Многие говорят: он легче, не легче... Ну вот возьмем грипп. Одному из 100 человек становится плохо. А здесь тот же самый грипп, и плохо становится одному из 1000. Реально плохо. Но заболеют десятки миллионов. Поэтому общее количество тех, кому будет очень плохо и на кого не хватит медицины и кислорода, будет огромным.

– Вам не кажется, что нас хотят извести? Ну не нас с вами вдвоем, а вообще всех.

– Не с помощью "Омикрона" нас всех изведут. Нас скорее изведут социальные сети. Нас скорее изведет экология. "Омикрон" – это естественная болезнь. Еще раз говорю: мы эволюционно умеем бороться с инфекционными заболеваниями. Организм к этому готов. Но организм не готов к тому, чтобы дети сидели с утра до ночи, уткнувшись носами в телефон. К этому мы не готовы.

– Слушайте, ну дважды болеть COVID-19 после двух прививок – это вообще... Так а что с прививками делать?

– Подожди, стоп. Тебя как-то удивляет ситуация, когда, например, есть миллионы детей, которые не вылезают из соплей?

– Хорошо. Я лично сделал две прививки в мае прошлого года.

– Тебе надо делать бустер. Однозначно.

– Делать?

– Да, ты должен сделать бустер. Вообще все взрослые жители страны, особенно из групп риска… То есть 60+, диабет, ожирение, гипертония...

– Группы ириска.

– Я тоже хотел бы шутить на эти темы, но люди должны к этому серьезно относиться.

– То есть бустерную прививку делать надо?

– Делать надо, конечно. Я вообще считаю, что это минимально возможное зло в сложившихся обстоятельствах.

– А потом и четвертую, пятую?

– Не делайте. Болейте.

– Нет, серьезно. Потом четвертую, пятую?

– А "потом" – никто не знает.

– Даже вы?

– И я не знаю. Никто не знает. Потому что все прогнозы касательно коронавируса разбиваются. "Омикрон" перевернул все... Казалось бы, "Дельта" уж какая заразная была, но представить себе, что возможен коронавирус заразнее "Дельты" в несколько раз – это вообще...

– Какой-то кошмар.

– Если бы это был еще самый большой кошмар человечества... У человечества есть другие кошмары. Главное – поймите, ребята – у нас есть алгоритмы действий. Во что надо вкладывать деньги, на кого обращать внимание, кто в группах риска, кем надо заниматься, кого в первую очередь поддерживать. Другой вопрос в том, что нам всегда интереснее поддерживать кого-то другого. Логики часто очень нет в нашей реакции на все это: я не слышал, чтобы кто-то сейчас начал массово обсуждать тему, что надо срочно менять вентиляционные системы в офисных зданиях и в школах. Что надо контролировать параметры воздуха. Я говорю, говорю, но такое впечатление, что это просто никому не интересно. Но на этом же тоже можно кучу денег отмыть. Ну ребята, это же тоже заработок. Но в эпоху стремительного распространения болезней, которые передаются воздушно-капельным путем, есть всего два способа профилактики: вакцинация и вентиляция. Мы позади планеты всей в плане вакцинации. Мы вакцины свои сделать не можем и не сделаем их еще долго. Нам дают готовый препарат. Мы берем и делаем. Но уж, простите, пожалуйста, никто не приедет из-за бугра и не организует в вашем магазине приточно-вытяжную вентиляцию. Никто в школе или в детском саду, куда ходит ваш ребенок, не проконтролирует температуру, влажность и режим газообмена. Можно же собрать мэрии, закупить оборудование, установить, ну украсть немножко даже себе, в конце концов, – хоть польза же будет, елки-палки.

– Был недавно в Харькове...

– Скажи.

– Люди поехали на Мальдивы, на Канары, а мы поехали в Харьков. Собрали большую компанию – 17 человек.

– Дождались, чтобы я из Харькова уехал, – и поехали.

– Мы думали, вы будете с нами, но вы поехали в Карпаты.

– Я поехал в Карпаты.

– Хорошо. Хотел с вами поговорить про Харьков. Ну, потрясение, конечно. Не потому, что вы там живете, а потому что город привели в такое чувство, я вам скажу.

– Да, замечательно.

– Кернеса уже нет...

– Но дело его живет.

– Но дело его живет. Я считаю своим долгом сказать, что он был молодец, прекрасный мэр. В Киеве, к сожалению, такого нет. Дороги, освещение, подсветка – все, за что ни возьмись, – на высочайшем уровне. Мне кажется, Харьков сегодня – один из лучших городов Европы, реально.

– Ну, значит, тебе придется брать у Терехова интервью. Потому что надо понимать, как это все делается.

– Я вам больше скажу. Я просто перееду жить в Харьков, наверное.

– Врешь ты все. Не переедешь. Ты тут врос. Более того: ты лучшие харьковские кадры перетащил к себе. Даже прямо в дом затащил.

– Да, дело за малым – за вами. Скоро вас перетащим.

– Я держусь подальше от вас и от Киева. Так, я тебе скажу, спокойнее. Но на самом деле кейс Харькова во много показателен. Смотри: из Харькова три-четыре рейса в день в Стамбул. И если ты посмотришь – эти рейсы заполнены.

– А обратно? Один?

– Нет, нет, Димочка. Они к нам летят. И для бизнеса, и просто погулять, отдохнуть, и походить по городу, и по торговым центрам... Все это очень красиво.

Все, что украинцам надо, – чтобы государство минимизировало наезды на нас
– Красиво.

– Просто погулять по городу, если тебе надо развеяться и отдохнуть. Я вообще в сложившейся ситуации, когда очень трудно куда-то выехать, говорю людям: "Киевляне, винничане, житомиряне, вы из Ивано-Франковска, из Львова хотите куда-то слетать на уикенд? Приезжайте в Харьков, погуляйте здесь. Здесь есть что посмотреть. Вы увидите, как это. Просто какие вы наделаете фотографии..."

– Да, доктор, вы делаете классные.

– "Вы наделаете фоточки в Харькове – все будут вам завидовать. И нашему городу реклама. Мы будем счастливы".

– Я разговаривал со многими людьми. От Юрия Сапронова, которого я считаю одним из лиц Харькова...

– Я мечтаю увидеть твое интервью с ним.

– Да, я сделаю обязательно.

– Потому что он, знаете, очень светлый человек.

– Абсолютно.

– И мне кажется вообще, что нам очень не хватает светлых людей.

– Я сделаю с ним обязательно интервью. Мы договорились. Он очень интересный человек, конечно. От Юрия Сапронова до простого водителя, с кем мы общались за эти дни. Я с целым рядом харьковчан поговорил. Знаете, что они говорят? Во-первых, они недоумевают: "То, что украинские каналы можно смотреть за деньги, а российские – бесплатно, – это диверсия вообще?" И я говорю: "Конечно, диверсия". Потому что только российские агенты могли сделать так, чтобы украинские каналы украинцы смотрели за деньги, а российские – бесплатно. Потом они говорят: "Мы любим Украину, мы не хотим в Россию..." Говорят все харьковчане, с кем я разговаривал. "Мы не хотим в Россию. Но мы, кстати, очень любим украинский язык, хотя мы говорим по-русски здесь, в Харькове. И нам очень не нравится, что нас ломают через пень-колоду".

– И наших детей, кстати.

– "И наших детей. И вы из Киева с нами помягче, что ли, компромисс какой-то попытайтесь найти". Я спрашиваю: "Скажите, пожалуйста: а если кафе обычное, где говорят по-русски, будет платить налоги 20%, а кафе, где говорят по-украински, будет платить 15% – это ок?" Они говорят: "Класс".

– Так я тоже об этом говорю всю жизнь.

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– А если школы, где учат по-украински, будут платить 10%…

– Школы вообще ничего не должны платить.

– Хорошо.

– Это мы им должны платить.

– Пример неудачный...

– Ну все понятно.

– То есть с помощью налогов мягко украинизировать. Не нагибать людей...

– Подожди. Давай про другое. В воскресенье [16 января] начала действовать норма о том, что все государственные газеты должны быть только...

– Про газеты забудьте, доктор. Их нет, они умерли и так.

– Хорошо. Но представь себе просто... Мы же прекрасно понимаем, что бумажные газеты, в принципе, умирали, а сейчас их – что? – просто убьют окончательно.

– Да.

– Есть, условно говоря, газета, у которой какой-то тираж, и этот тираж покупают. Да? Есть газета, которую печатает коллектив людей на русском языке, и ее кто-то покупает. То есть люди самодостаточны. И тут государство вдруг говорит: "Не, вам эту газету издавать нельзя". А чего государство вообще лезет в это? Я даже другой тебе пример приведу. По поводу того, как лезет государство.

– Книги.

– Нет, не книги. Даже еще ближе. Вот ты знаешь хоть одного таксиста-миллионера? Ну понимаешь, какой тяжелый труд работать таксистом?

– Конечно.

– Красные глаза, вечная машина, целый день за рулем, и какие у тебя попадутся еще клиенты... Это риск жизни реально.

– Да. И геморрой в придачу.

– Нереальный. А сколько у таксистов профессиональных болезней: и геморрой, и варикоз, ишемия, инсульты... Это ужасно просто. Вот работает человек таксистом. Чего вы, блин, к нему лезете с вашим кассовым аппаратом? Вот скажи мне, пожалуйста.

– Уроды вообще. Уроды.

– Понимаешь, какая ситуация...

– То есть таксист сегодня, обслужив клиента, должен ему чек дать.

– Ну конечно. А как же иначе? Таксисты же – главные люди, которые обирают нашу страну. Мы же должны за ними следить, чтобы, не дай бог, они две гривны мимо государственного кармана... Какая, на хрен, деолигархизация? Вот же они, олигархи, за которыми надо глаз да глаз. На самом деле то, что сейчас происходит, – для меня это повод для глобального отчаяния. Всегда мне казалось, что наша главная задача, чтобы наша любимая страна была процветающей, – сделать две вещи: чтобы украинцы любили друг друга (по крайней мере воспринимали каждого жителя страны как брата), прекратить выяснение отношений. Раз. И второе: мы должны уважать, ценить наше государство. Не Родину, а государство.

– Родину мы и так любим.

– Да, мы и так любим. То есть все, что нам надо, – чтобы государство минимизировало наезды на нас, чтобы государство занималось чем?

– Обслуживанием.

– Обслуживанием наших интересов.

– Населения.

– И мне казалось, что смена поколений власти… Все, кто был раньше, – это люди, которые поднялись при совке, которые были комсомольцами, коммунистами и так далее. Они привыкли к доминирующей роли государства. И вот их наконец-то мы подвинули. И пришли молодые люди, которые понимают, как плохо, когда тебя давят... И что мы видим? Штрафы надо увеличить. Кассовые аппараты. То нельзя печатать, на этом языке нельзя говорить, мы еще одного фюрера введем, который будет контролировать и считать проценты, на каком языке сколько можно говорить. Про налоги вообще не хочу говорить – это отдельная тема… Техосмотр – вернуть. Вернуть обязательно. Без него никак. Там же коррупции нет. Теперь уже новое предложение: баллы надо считать за нарушения правил дорожного движения. И эта молодая поросль только и думает: "Что бы нам такое, хрен, придумать, чтобы мы еще одну копеечку у них забрали?" И это все прикрывается какими-то дебильными разговорами про деолигархизацию.

У нас есть коллективный олигарх – украинский народ, который зажрался, с точки зрения нашей власти, и которого надо постоянно раскулачивать. Ты понимаешь? Это чистый мем. Ура, товарищи. И это для меня, например, чуть ли не главная личная трагедия. Потому что когда молодые люди, не воспитанные при совке, приходят во власть, вдруг выясняется, что все самое ненавистное, что было в этой советской власти, – комсомольские собрания, безумный вождизм… И мы видим чисто комсомольское собрание. Ну шо с ними делать? А где мы возьмем других тогда, Димочка? А они, похоже, кончились. Потому что никто не хочет в вождизм. Они где? Они говорят: "До свидания, до свидания". А ты мне говоришь из Харькова переезжать в Киев. Чего уже в Киев переезжать? Уже в Вильнюс надо ехать.

Меня очень смущает интеллектуальный уровень народа. Оказывается, чтобы организовать заговор, 20 публичных людей должны выехать в другую страну, собраться, сфотографироваться и выложить эту фотографию в интернет…
– В Вильнюсе вы уже были. И я с вами...

– Шо, ты хочешь об этом поговорить?

– Да. Вы заговор собрались устроить? Скажите честно.

– Ух, падла.

– Это же харьковская мафия собралась: вы, Аваков, Алеся Бацман. Кто еще из Харькова?

– Когда ты говоришь про харьковскую мафию, я бы начал с Бацман.

– Хорошо. Бацман...

– Бацман, муж Бацман...

– Да, он не из Харькова.

– Не харьковский человек, когда начинает жить с харьковским, тоже становится харьковским. Так что ты уже тоже харьковский, Гордон.

– Ага. То есть я уже тоже мафия?

– Ты главная мафия. Но на самом деле это безумно грустно, честно тебе скажу.

– Ну честно скажите. Вы поехали праздновать день рождения Савика Шустера. Это же прикрытие было.

– Ну конечно.

– На самом деле заговор поехали делать? Сейчас можно уже признаться. Мы записываем интервью поздним вечером... Какое сегодня число, доктор?

– 16-е.

– 16 января. Выйдет это интервью во вторник, 18-го. Ну признайтесь честно: поехали заговор делать?

– Ты знаешь, я чего сейчас...

– В глаза смотрите.

– Понял. Сейчас я тебе расскажу одну историю. В 91-м году газета "Комсомольская правда" напечатала такую статью... Началась свобода слова, демократия. По-моему, началось это даже с 89-го года.

– С 85-го, скажем.

– Нет, в 89-м появились статьи по поводу того, что с прививками не все гладко и куча народа перестала прививаться. И в 91-м началась эпидемия дифтерии. И это как-то на меня очень сильно упало, очень сильно поцарапало мою жизнь. Я об этом вспоминаю все время. Помню, к нам поступило семеро детей из одной семьи – папа был священник. Совершенно чудные дети. Это был 93-й год, я как сейчас помню. И у одного шестилетнего мальчика был дифтерийный круп. Это когда воспаляется гортань и в ней образуются пленки, которые перекрывают гортань. Обычный круп, который бывает при вирусных инфекциях в тяжелой форме, лечится интубацией. А дифтерийный круп нельзя лечить интубацией: трубка перекрывается этими пленками, и ребенок просто умирает. Поэтому при дифтерийном крупе делается трахеотомия, то есть разрезается. Была уникальная ситуация. Мальчик шестилетний делал все... Его как-то так воспитали родители. Может быть, это правильное православное воспитание. Его звали Коля. "Коля, открой рот". Коля открывает рот. И я помню, мы с этим мальчиком сидели друг напротив друга трое суток. Трое суток. Ну я иногда вырубался, спал, и он иногда вырубался. А в остальное время он задыхался. Он открывал рот – и я у него изо рта, из гортани, вытаскивал...

– Руками?

– Нет, корнцангом… Вытаскивал эти пленки. И вот мы сидели там трое суток, чтобы не делать трахеотомию. Параллельно у меня был, как сейчас помню, тоже Коля, ему было четыре года. Цыганская семья. Представляешь, что такое четырехлетний цыганчонок? Его же уложить невозможно. А у этого был после дифтерии миокардит. Вот он лежит горизонтально – у него пульс 80. Стоит ему встать, сесть – у него пульс 40. Получается, если он встанет – умрет, просто сердце остановится. И вокруг него все водили хороводы, пели. И я каждый день приходил домой и ждал, что мне сейчас позвонят медсестры и скажут, что Коля умер. И это было два месяца. А когда заканчивался Коля, был какой-нибудь Вася. Потом был какой-то Петя. И это все длилось пять лет. И вот пять лет моей жизни я каждый день ждал звонка. И иногда эти звонки были: "Доктор, этот умер". Или "приезжайте срочно". И ты вскакивал, бежал, ехал и так далее. И я сейчас думаю о том, что так я провел все свои лучшие годы жизни. Понимаешь?

– В ожидании.

– В ожидании звонка, в ожидании смерти, в ожидании того, что, может быть, когда-то станет лучше. А пока я этим всем занимался, кто-то занимался бизнесом, кто-то занимался рэкетом, кто-то играл в карты. Понимаешь? А потом эти все люди стали охеренными начальниками и стали мне рассказывать, что такое мораль. О том, что я же, оказывается, могу продаться.

Я тебе честно скажу: я каждый день минимум на 30–40 писем отвечаю с вопросами. Забесплатно. При этом я тебе хочу сказать, что если ты в день ответил на 40 писем, то если ты получишь на следующий день одно "спасибо", это тебе повезло. Обычно "спасибо" даже не говорят. Но из 40 писем в 10 напишут следующее: "Я у вас тут спрашивала, чем делать бустер. Вы мне ответили – Pfizer. А пришлите мне, пожалуйста, нормативные документы, почему вы так написали". Понял? Вот, в принципе, я как бы знаю, как у нас сейчас говорят "спасибо" и так далее. Но все равно какие-то падлы с утра до ночи меня учат морали. Почему я об этом вспоминаю? По мотивам банального дня рождения создается расследование, блин. Понимаешь? Скажи, пожалуйста, я заслужил, чтобы за мной следила СБУ?

– А следит?

– А хер их знает. Но, судя по тому, что я видел себя в фильме, который снят СБУ, то, наверное же, следит. То есть мы, получается, в этой стране платим налоги для того, чтобы они за нами следили? Им больше следить не за кем? Более того, меня очень смущает интеллектуальный уровень народа. Оказывается, чтобы создать заговор, 20 публичных людей должны выехать в другую страну, собраться, сфотографироваться, выложить эту фотографию в интернет – и это называется "заговор". При этом когда некие люди пытаются это преподать как информационный повод, то у этого видео более миллиона просмотров и сотни тысяч комментариев: "Какие, бл…дь, заговорщики!" Понимаешь? Во-первых, я уже сказал Паше [Елизарову], что никогда больше без заранее подготовленной программки не поеду на день рождения. Пишите: "Банкет, заговор, переворот". Чтобы я знал, что в программе, в конце концов.

– "Оргия", наконец.

– "Оргия", в конце концов, да.

– Вы поехали за оргией вообще.

– Мне обещали оргию. Но втянули в переворот...

– А вы не знали, что оргия и переворот – это одно и то же?

– Я знаю, что в процессе оргии бывают перевороты, но что так круто, я не знал, честно скажу. Так это грустно. А грустно почему? Я не вижу просвета…

– Подождите про просвет. Мы еще поговорим об этом. Я про переворот. Так вы участвовали в перевороте или нет?

– Ну смотри.

– Переворачивали кого-то?

– Если то, что было, называется переворотом – да, переворачивал, вне всякого сомнения.

– День рождения хоть хорошо прошел?

– День рождения прошел хорошо. Было очень вкусно, было очень красиво, были очень интересные люди, с которыми было интересно пообщаться.

– Да.

– Что "да"? Нет! Не втягивай меня. Уйди, Гордон.

Мы не можем позволить себе Конституцию, которая допускает монобольшинство. Даже если к власти придет идеальный человек
– Хорошо.

– Я тебе честно скажу: ты уже раз 10...

– А то и 15.

– А то и 15 публично отвечал на вопрос, почему ты не хочешь быть президентом. Я помню.

– Да.

– И каждый раз суть такая: "Надо быть полным идиотом, чтобы согласиться быть президентом".

– Да. Вы первый об этом сказали.

– Подожди. И Гордон говорит: "Я такой эксперт, ребята. Ну зачем? Я так хорошо живу... На хрена мне быть президентом? Я не хочу быть президентом. Я предложил быть президентом доктору Комаровскому". То есть ты мне добра?..

– Но это же правда.

– Да. То есть тебе оно не надо, а мне оно, типа, надо?

– Я вам в 2018 году несколько раз официально предлагал идти в президенты. Это правда?

– Это правда. И я тебя не менее официально послал.

– Да.

– Куда? Запикайте.

– Да. И я уже собрался туда идти, но тут, слава богу, Владимир Александрович сподобился. Ну хорошо, что сподобился, а то бы Порошенко получили.

– Поехали дальше. Поехали. Ты меня пытаешься спровоцировать. Ни фига у тебя не выйдет.

– Что, нехорошо?

– Я хочу тебе сказать, что мои конкретные, простые слова "ну лоханулись", которые я воспринимаю как синоним "совершили ошибку", из-за твоих этих "мы лохи" превратили... Я понимаю, что для тебя сделать...

– Нет. Я спросил: "Доктор, так что, мы лохи?" Я же вас по-честному спросил.

– Да. Но я тебе на самом деле хочу сказать, что тут есть другое. Мы действительно должны признать, что никакого другого выбора у нас реально не было.

– Конечно, не было.

– Вопрос в другом. Вопрос в том, что если бы мы пошли и тихо проголосовали, то, может быть, монобольшинства бы не было. Понимаешь?

– Да, монобольшинства бы не было.

– На итоги президентских выборов мы повлиять не могли. Но тот факт, что президента поддерживает такое количество людей, определенную роль сыграл в том, что мы имеем уникальный прецедент, который исключительно опасен в плане государственности Украины. Исключительно опасен. И я считаю, что подобная ситуация не должна повториться, даже если идеальный человек приходит. Мы не можем позволить себе Конституцию, которая допускает монобольшинство.

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– Сейчас, доктор. Давайте вернемся чуть-чуть назад.

– Это очень важно.

– Скажите: мы лохи или не лохи? Я должен выяснить это для себя.

– Ты лох.

– А вы?

– И я лох. Но каждый сам по себе, по разным поводам.

– Но мы покаявшиеся лохи?

– Та не, ну каются в преступлениях. А у нас не было выбора.

– Ну мы нормальные лохи. Да?

– Наверное.

– Не конченые, скажем так?

– Нет. Слово "конченый" – плохо, тут не употребляется. Со словом "лох" употребляется слово "конкретный". Понятно?

– То есть мы не конкретные?

– Я обычный, а ты конкретный.

– А я все-таки конкретный?

– Ты конкретный, однозначно.

– Хорошо.

– По сравнению с тем, что сделал я... Я просто постоял рядом. А ты на три часа интервью сделал. Поэтому извини.

– И как мне с этим теперь жить?

– Тебе жить не с этим – тебе жить с Бацман.

– Слава Богу.

– С этим жить не надо. Через это надо перейти.

– Теперь смотрите. Вы говорите, за вами следили в Вильнюсе. И за вами, и за мной следили в Вильнюсе. Но за мной же следят и в Киеве. Вы знаете, что Служба безопасности Украины осуществляет негласные следственно-разыскные действия по отношению ко мне?

– Да, конечно. Ты об этом много раз рассказывал.

– Андрей Богдан сказал мне в интервью, что Зеленский дал указание по мне. Они следят за мной, слушают меня и так далее.

– Ну это правильно. Я бы тоже за тобой следил.

– Так я бы и сам за собой следил. Вам не стыдно теперь со мной общаться? За вами же тоже будут следить теперь.

– Чего "будут"? Я думаю, что...

– С удвоенной силой.

– Нет, на самом деле даже когда мы с тобой договорились встретиться, я подумал: "Какой праздник у ботов будет..." То есть мои боты и твои боты друг друга как смогут...

Я не понимаю, как можно каждый божий день изо всех утюгов рассказывать, что у нас завтра война, а парламент – на каникулах
– Торжественно.

– Можно одним постом двойной заработок. То есть сегодня просто двойной куш. А если учесть, что сегодня еще вечер воскресенья, то есть им вообще сегодня... Блин, сколько они на нас сегодня поднимут денег?

– Многие сегодня воскреснут.

– Да вообще, слушай.

– Евгений Олегович, настроение плохое?

– Ужасное. То есть раньше я чего-то ждал, чего-то ждал, а сейчас такая гнусная безнадега...

– А нехер было заговоры устраивать.

– Ну я был уверен, что должна произойти какая-то смена поколений, что для человека, у которого впереди вся жизнь, и ее надо прожить в этой стране... Понимаешь? Если ты хочешь прожить в этой стране, ты не можешь действовать так, как ты действуешь. Ну то, что делает тот же депутатский корпус… Я вообще не понимаю, как можно каждый божий день изо всех утюгов рассказывать, что у нас завтра война, а парламента нет, депутаты на каникулах.

– А под шумок бабки тырят.

– В такой ситуации надо людям сказать, что президент на месте, весь офис работает, депутаты на месте, отменили каникулы, потому что каждый день могут понадобиться важные решения…

– Я вам хочу задать совсем классный вопрос. Вы же были на дне рождения Савика Шустера. Туда прилетал Ринат Ахметов. Вы мне скажите: Ахметов вас купил?

– Я пытаюсь понять, а сколько я стою.

– Народ волнуется: купил вас Ахметов или нет еще? Или, может, вас Коломойский купил?

– Нет. Если бы Коломойский меня купил, я бы тогда приходил не к тебе в гости, а к Наташе Мосийчук.

– Логично.

– А я туда не хожу.

– А чего вы туда не ходите?

– Ну, с одной стороны, не зовут. Потом, есть ряд соображений, по которым не хочу. Ну есть у меня свои тараканы. Я своими тараканами с тобой делиться не собираюсь.

– У вас еще и клопы есть?

– Клопов нет, а тараканы есть. Поэтому есть определенные соображения... Кстати, не хожу из-за тебя.

– Почему?

– А я тебе могу сказать. У тебя был день рождения до коронавируса.

– Так...

– И там Катя Осадчая записывала "Світське життя".

– Да, помню.

– Ну вот можешь найти это "Світське життя". И она брала у меня интервью у тебя на дне рождения, а потом "1+1" показал это видео. Они меня дублировали. Даже не субтитры. Им надо было, чтобы даже голоса моего слышно не было. Они меня дублировали.

– На украинский язык.

– Да.

– Потому что вы невнятно говорите по-русски.

– Ну да. Дожился, еклмн. В моей собственной стране меня дублируют.

– Научитесь мысли правильно выражать.

– Поэтому я думаю, что мне там делать нечего. Я считаю, что так плюнуть, – это ужасно. Я считаю, что это прямое оскорбление.

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– Хорошо. Купили вас или нет, вы мне скажите.

– Нет. Никто еще меня не купил. И, опять-таки, есть куча соображений. Меня никто не купил – при этом мы живем в абсолютном бесправии. Ну, в каждое мое появление в публичной плоскости я рассказываю о том, что от моего имени какие-то бандиты продают лекарства, которые потенциально могут убить людей.

– До сих пор?

– Что значит "до сих пор"? Да каждый день! Да все больше и больше. Я об этом заявляю публично. Я документы эти переслал лично заместителю министра внутренних дел, который сказал: "Разберемся". Ноль. Понимаешь? Вот просто ноль. То есть это мое государство, которое за мной следит, которое учит меня патриотизму, которое обвиняет меня в том, что я продался, которому наплевать на все, через что я в этой жизни прошел. Понимаешь? Которые меня оскорбляют каждый божий день. Но они свои функции выполнить не могут.

– Вы обидчивый какой...

– Сука... Я бы тебе показал обидчивость...

– Покажите мне.

– Да, можешь рассказывать.

– От моего имени тоже пишут: "Лекарство от потенции такое-то". Ну я же...

– Ты же понимаешь... Это моя жизнь. Я врач.

– Я спокоен. Видите?

– Нет, милый. Я врач. Когда от моего имени рекомендуют лекарства – это унижение моей репутации. А что ты про вот это скажешь? На, посмотри. Вот такие письма я получаю. Читай.

– "Ні, сепаратюга. За сепаратизм и пропаганду смертельных вакцин придется платить головой".

– И дальше все мои личные данные. Посмотри.

– Ну да.

– Понял, да? Скажи, пожалуйста, что это? Откуда они взяли все мои личные данные? Из тех баз данных, которые государство у нас берет и гарантирует нам их сохранность. Скажи, пожалуйста, так за кем надо следить? Так я же не последний человек. Понимаешь? И они могут делать с тобой что хотят. То есть мне угрожают смертью, за мной следит СБУ, меня дискредитируют каждый божий день. Государству на это насрать. Им главное чтобы я, не дай бог, не пошел во власть. Та нахер мне ваша власть нужна?

Я часто задавал себе вопросы: "Ну почему я не вижу в политике нормальных людей? Почему любой нормальный мальчишка, который со светящимися глазами идет в депутаты, – 90% из