Андрей Тарковский И Плёнка Доктора Гибаряна

В день 85 –летия Андрея Тарковского Армянский музей Москвы вспоминает «кинематографического бога».Имя Андрея Арсеньевича Тарковского известно каждому армянину. Пожалуй, другом Армении и армянского народа его назвать трудно. Но когда мы вспоминаем о его приездах в эту страну, о дружбе с Сосом Саркисяном, Сергеем Параджановым, противоречиях, радости, обидах, мы видим, как жесткий, конфликтный, яростный Тарковский становится лиричным, поэтичным. Возможно, Армения в какой-то мере олицетворяла для него «тему Востока», которая завершилась для него, едва начавшись. Мало кто знает, что В 1951—1952 годах Тарковский учился на арабском отделении Московского института востоковедения, однако оставил учёбу, получив сотрясение мозга на занятиях по физкультуре.

В своей книге «Разорванное время» Сос Арташесович Саркисян вспоминал, как однажды получил телеграмму с «Мосфильма»: вы приглашаетесь на съемки картины Тарковского «Солярис». Воспринял новость без особых эмоций. На него произвело впечатление «Иваново детство», попросту сразил «Андрей Рублев», настоящий шедевр, и, что там говорить, работать с режиссером такого класса — немалая честь, однако в ту пору меня частенько приглашали на разные киностудии, а я с легкомысленным актерским гонором не раз отказывался. И на поздравления друзей отвечал в том духе, что не вижу повода ликовать.

Так описывал Сос Саркисян первую встречу с Андреем:

— Значит, так, Сос Арташесович

— Вот и хорошо, — сразу согласился он, — но с условием, вы тоже зовите меня на армянский манер, по имени. Роль у вас небольшая, но важная. Гибарян кончает самоубийством, поскольку понимает — нельзя тащить с собой в космос наши земные грехи. Ведь они всюду с нами, куда мы ни пойди, даже в космосе. Ну и совесть к тому же... Да, совесть...
Андрей умолк, чтобы я сказал свое, но мне хотелось послушать его, было любопытно, как Тарковский работает с актерами.
— В космос надо выходить с чистыми руками, — продолжил он. — С чистой совестью... Гибарян, кроме всего прочего, тоскует по родине, и мы постарались окружить его всякой всячиной, которая напоминает ему об Армении, ее церквах и природе. Он и сигареты с собой взял армянские, в отсеке у него ваш «Арин-Берд»...
Позднее в Тбилиси другой гений, Сергей Параджанов сказал, что роль Гибаряна предназначалась ему, у них с Андреем была на сей счет договоренность. Дал, короче, понять, мол, уступил роль мне, и только мне, и то ли жалеет об этом, то ли не жалеет...
Сергей и позже при каждой нашей встрече полушутя напоминал о своем «подарке». Я тоже не молчал, и выходило, что мы, два армянина, подыскиваем предлог произнести лишний раз имя Андрея, повосторгаться им, излить свою любовь. Они были хорошими друзьями, Параджанов и Тарковский...
Фильм уже вышел на экраны, когда где-то в центральной печати на глаза мне попалась недовольная статейка за двумя подписями. Крайне не понравилось авторам мое в ленте присутствие: «В романе С. Лема персонаж по фамилии Гиб-Ариан отнюдь не армянин, непонятно, чего ради надо было превращать его в армянина и отправлять в космос...» Фраза задела меня за живое, я поделился обидой с Андреем.

«Великодержавная дурь, — сказал он, — плюнь и разотри. Мне нужен был армянин. Точка».

5 лет назад журнал «Сноб» проводил «круглый стол», где обсуждалась тема взаимовлияния Тарковского и Параджанова. Тогда участники проекта побывали на лондонской выставке работ из частных архивов обоих режиссеров. Среди комментариев к теме есть и отзыв философа, поэта, биохимика Нарине Удумян. В частности, она вспоминает, что после выхода первого полнометражного фильма Андрея Тарковского в 1962 году Сергей Параджанов ввел новое правило для гостей в своем киевском доме: «С сегодняшнего дня я буду пропускать домой только тех, кто посмотрел фильм Тарковского “Иваново детство”!» Позже он напишет о Тарковском в дневниках: «Своим учителем я считаю молодого и удивительного режиссера Тарковского, который даже не понял, насколько он гениален в “Ивановом детстве”». Сам Тарковский будет завидовать своему старшему «ученику» (Параджанов старше Тарковского на восемь лет) уже по другому поводу. В своих воспоминаниях он признается: «Когда у Сережи Параджанова возникает замысел, он его реализует. В этом его искусство — и наивное, и прекрасное. Он свободный человек в своем искусстве. Мы так не можем».

Армяне и сегодня гордятся, что Тарковский любил приезжать в Армению. Что он любил армянский коньяк и по вкусу определял марку: это, разумеется, «Ахтамар», это «Двин».Что вместе с Сосом однажды в нестерпимую жару в чем мать родила купались в Разданском ущелье, где обнаружили славное место. "Библейский мир, — сказал тогда Андрей, — Армения