«Европа должна двигаться с разной скоростью. Или же она взорвется»

За три месяца до своего ухода из Елисейского дворца Франсуа Олланд хочет помочь Европе выйти из тупиковой ситуации. Французский президент пригласил сегодня в Елисейский дворец руководителей Германии, Италии и Испании — Ангелу Меркель, Паоло Джентилони и Мариано Рахоя — для обсуждения будущего Евросоюза, а в прошлую среду он принял представителей пяти европейских газет, включая La Vanguardia.

La Vanguardia: Возможность победы Марин Ле Пен (Marine Le Pen) на президентских выборах во Франции вызывает беспокойство у остальных европейских стран, которые видят в ней смертельную угрозу для европейского проекта. Вы разделяете эту обеспокоенность?

Франсуа Олланд: Угроза есть. Вот уже более 30 лет как крайне правые не имели столь высоких показателей. Но Франция не сдастся. Прежде всего потому, что Франция остается Францией, и голосование 23 апреля и 7 мая определит не только судьбу нашей страны, но и будущее всего ЕС. Ведь если победит кандидат от Национального фронта, то будут немедленно начаты процедуры выхода страны из еврозоны и даже из ЕС. Такова цель всех популистов: выйти из ЕС, закрыться от мира и строить будущее, окруженное границами и наблюдательными вышками. Мой последний долг заключается в том, чтобы сделать все возможное для того, чтобы Франция не поддалась на подобный проект и не взяла на себя столь тяжелую ответственность.

— Но европейское содружество, которое 25 марта будет отмечать свою 60-ю годовщину, находится в кризисе…

— Да, но я не согласен с таким утверждением и не поддаюсь унынию. Я хочу, чтобы у Европы был такой образ, которого от неё ждут: проект, сила, мощь. Все европейцы просят, чтобы ЕС их лучше защищал. Чтобы европейский суверенитет сделал их границы более надежными, предотвратил террористическую угрозу и, в итоге, сохранил их образ жизни, культуру, единство духа.

— Но для этого европейцы должны уметь защищаться?

— Вопросы обороны преднамеренно не затрагивались при подписании Римского договора. Именно Франция настояла на этом. Сегодня Европа могла бы окрепнуть путем усиления обороны. Чтобы обеспечить собственную безопасность и играть свою роль в мире, искать способы разрешения конфликтов, которые ей угрожают. Именно это должно стать приоритетом для европейцев в увязке с НАТО.

— И как это увязывается с НАТО?

— Альянс необходим, и хорошо защищенная Европа ни в коем случае не заключает в себе никакого противоречия, не является чьим-либо соперником. Краеугольным камнем альянса является солидарность: когда какая-либо из стран подвергается агрессии, все остальные должны прийти к ней на помощь. Президент США Дональд Трамп вроде бы в этом усомнился, но в конце концов подтвердил свою поддержку НАТО, предложив при этом более сбалансированно распределить финансовую нагрузку. Новая администрация США также имеет обязательства перед своими европейскими союзниками, причем речь идет не только о бюджетных вопросах, а о самом понимании тех ценностей, которые мы защищаем в мире. Европейцы должны увеличить свой вклад в оборону. Франция решила повысить его до 2% ВВП в ближайшие пять лет.

— Таким образом, Дональд Трамп выступил в качестве катализатора европейской обороны?

— Именно так! Мы пришли к этому пониманию еще до его избрания, и вместе с Германией многое сделали в этом направлении. Следует признать, что расхождения с США привели к определенному осознанию. Европа должна исключить любую форму зависимости, которая будет означать ее подчинение, что конечно плохо, или разрыв отношений, что будет еще хуже. Понимание существует, сейчас необходимо воплотить его в координацию нашей оборонной политики, интеграцию наших усилий, укрепления сил и средств нашей обороны.

— Великобритания должна играть свою роль в оборонительной европейской системе?

— Франция и Великобритания поддерживают тесные отношения в области обороны, включая стратегические вопросы ядерного сдерживания. Если говорить о европейской обороне, отнюдь не все страны ЕС должны в ней участвовать, у некоторых просто нет такой традиции, но двери должны быть открытыми для всех. Я со своей стороны предлагаю структурированное сотрудничество с тем, чтобы объединить страны, стремящиеся к большему сплочению. Как мне представляется, Великобритания, даже не будучи членом ЕС, должна участвовать в европейской обороне.

— Вы принимаете в Версале руководителей Германии, Италии и Испании. Почему Вы решили пригласить представителей этих четырех стран?

— Мы с Ангелой Меркель проводим регулярные консультации. По всем вопросам и еще до того, как собираются все европейские советы. Это делается в интересах Европы. Но речь не идет о каких-то исключительных отношениях. В преддверии 60-й годовщины Римского договора, подписанного 25 марта, нам показалось правильным пригласить представителей Италии и Испании. Никто не собирается навязывать точку зрения четырех наиболее населенных стран еврозоны, речь идет о том, чтобы Европа шла вперед с решимостью и обязательствами, которые выходят за рамки наших президентских сроков. И это происходит именно тогда, когда председатель Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер (Jean-Claude Juncker) излагает возможные сценарии будущего Евросоюза.

— Франко-германской оси уже недостаточно?

— Она в высшей степени необходима. Основываясь на собственном опыте, могу сказать, что, если по основным вопросам не будет доверия между Францией и Германией, Европа не сможет двигаться вперед. Но этого недостаточно. Когда мы с Меркель достигаем соглашения, мы не навязываем его авторитарно всем остальным, а стараемся убедить.

— Некоторые считают, что франко-германская ось разбалансирована. Вас обвиняют в излишней уступчивости канцлеру.

— Франция увела Германию гораздо дальше, чем предполагала. Например, в вопросе банковского союза. Или вот еще один пример — Греция. Франция рассчитала, во что обойдется выход Греции из еврозоны, а Германия в ходе дискуссий разработала правила и обязательства, которым следовал Алексис Ципрас.

— Вы остановили министра финансов Германии Вольфганга Шойбле (Wolfgang Schäuble)?

— Он сам все понял, давайте скажем так. Я мог заявить, что одержал победу, но это не лучший способ, поскольку, действуя по принципу «Франция победила Германию» или «Германия заставила Францию уступить», мы все окажемся в проигрыше. Когда Франция проводила структурные реформы, чтобы повысить свою конкурентоспособность, Германия согласилась на то, чтобы нам дали время на сокращение бюджетного дефицита с тем, чтобы в 2017 он стал ниже 3% ВВП. Этим мы сейчас и занимаемся. Я оказался прав, поскольку не спровоцировал кризис, который привел бы к расколу в Европе. Мы, Германия и Франция, должны быть объединены еврозоной, европейским бюджетом, проблемой беженцев, положением на Украине, соглашением о климате.

— Вам удалось переориентировать Европу, как обещали?

— Да, переориентация произошла. Была установлена гибкая трактовка правил бюджетного европейского договора, что позволило Италии и Испании избежать санкций, а Франции — разрушительных мер жесткой экономии. Банковский союз позволил покончить с банковскими кризисами. Если сейчас какое-либо банковское учреждение обанкротится, его спасением будут заниматься банки, а не налогоплательщики. В итоге инвестиционный план Юнкера представляет собой переориентацию в пользу роста. Те, кто утверждают, что никакой переориентации не было, по сути дела действуют вопреки правилам.

— Таких по меньшей мере половина среди кандидатов в президенты Франции!

— Да. Но в нынешней Европе меня больше всего беспокоит возврат к национальному эгоизму, стремление каждой страны обеспечить исключительно собственные интересы, забывая об общих устремлениях. Для одних это доходы структурных фондов, для других — преимущество единой валюты, а для многих — единый рынок и свободное перемещение трудящихся. Никто не удовлетворен, а в проигрыше оказывается Европа. Без нового европейского духа ЕС начнет расползаться, а в долгосрочной перспективе распадется.

— Вы говорите о помощи Греции?

— Не только. Принцип солидарности оказывается ущемленным, когда некоторые страны отказываются принимать на себя обязательства по беженцам, не хотят соблюдать обязательства, содержащиеся в соглашении по климату, когда выражают готовность исключить страну из еврозоны, чтобы не увеличивать свой взнос. С тех пор, как стали говорить о новой политике, я все чаще слышу фразу о том, что «мы не хотим платить больше того, чем получаем». Это возвращение к формуле Маргарет Тэтчер: отдавайте назад мои деньги ("I want my money back"). Великобритания ушла, но злой дух остался. Если каждый будет стремиться получить то, что заплатил, то это означает конец совместного начинания.