Третий режим для Украины: между войной и миром

Закон о реинтеграции Донбасса противоречит Конституции и не учитывает международное право.

На сегодня принятие этого закона имеет лишь информационные последствия. Пустили информационную волну и такую ​​же получили в ответ. Агрессия продолжается уже почти четыре года, и на сегодняшний день существуют два решения международных судов, признающих Россию агрессором. Поэтому на момент принятия закона и до введения его в действие (он еще не подписан президентом) есть все правовые механизмы, чтобы признать Россию агрессором и запустить меры, касающиеся обеспечения обороноспособности, территориальной ценности и суверенитета Украины. Новый закон лишь поднял проблему на новый уровень.

Почему не были реализованы законы, которые давно существуют: об обороне и правовом режиме военного положения? Да потому что они предусматривали соответствующие действия президента, парламента и должностных лиц.

Поэтому на данный момент мы имеем два состояния. Первый, когда этот вопрос остается без ответа и второй — принятие закона, который является попыткой освободить должностных лиц, начиная от президента и парламента, от выполнения конституционных и законных обязанностей по обеспечению территориальной целостности и суверенитета. Рано или поздно вопрос ответственности за бездействие президента и соответствующих руководителей будет поднят.

В работе Нормандской группы, трехсторонней Контактной группы и в подгруппах Минского процесса этот закон будет иметь только эмоциональные последствия и абсолютно никаких фактических. Ведь сам президент Путин уже даже в фильмах («Крым. Возвращение домой») признался о том, что в процессе аннексии Крыма против Украины была совершена прямая агрессия. Он признался, что давал команды по введению войска и т.д. Задействование кадровых войск РФ в диверсионно-разведывательных группах, обстрелы Украины по территории России, конфликт на Донбассе — все это уже доказано. Поэтому доказывать эти вещи сегодня — это тратить время.

Принят закон, который формально называет Россию агрессором, но при этом а) остается в силе так называемый «большой» договор о дружбе, б) действуют дипломатические отношения, в) растет товарооборот. Так кто же больше делает для гибридизации этой войны — Россия, совершившая прямую агрессию, или Украина, которая продолжает работать в двух режимах: мира и ведения войны?

Формально, принятие этого закона означает, что его авторы придумали третий режим, не являющийся ни миром, ни войной. Он называется «осуществление мероприятий по обеспечению ликвидации агрессии Российской Федерации, обеспечению обороны и территориальной целостности Украины». Внимательно перечитайте название этого закона — «об особенностях государственной политики по обеспечению суверенитета на временно оккупированной территории». Так как можно обеспечивать суверенитет на оккупированной территории? Законодатель взял на себя колоссальную ответственность и очень высоко задрал планку, когда поставил перед собой такую ​​задачу. И выполнил ли он ее? Очевидно, что нет.

В правовом отношении возникает целый ряд коллизий между новым законом и комплексом законов об обороне, касающийся различного рода военизированных формирований. С одной стороны, законодатель как бы пытался решить вопрос управления этим процессом и подчинить все эти подразделения Объединенному штабу и Командующему объединенных сил. И этой же нормой законодатель вступил в противоречие с законами о Вооруженных силах Украины, о Национальной гвардии, о СБУ, о контрразведывательных органах и т.д. И теперь при возникновении спора, тем более судебного, возникает конфликт.

И это не говоря о конфликтной ситуации вокруг вопросов управления этим процессом. Ведь действующий закон говорит, что президент должен управлять, выдавая приказы, указы и распоряжения. Новый же закон содержит целый ряд полномочий президента, которые выходят за рамки Ст.106 Конституции. И теперь Конституция говорит об одном, целый ряд законов — о втором и новый закон о третьем. Так улучшают или ускоряют такие меры решение конфликта на Донбассе даже в правовом плане? Ответ лежит на поверхности. Взамен на противоположной чаше весов мы получили слово «агрессор».

Касательно разговоров о том, что разрыв дипломатических отношений с РФ не пойдет на пользу обмену пленными. Женевская конвенция о статусе военнопленных дает исчерпывающий ответ. В документе прописан статус, условия получения и собственное определение термина «военнопленные». На этой войне военнопленных нет. Почему? Потому что президент до сих пор не принял соответствующие решения. Этот процесс до сих пор называется АТО, а не война, а потому вместо военнопленных мы имеем незаконно удерживаемых. И это то, к чему привела бездеятельность Верховного Главнокомандующего и других руководителей.

Приняв соответствующие решения, мы сразу задействовали бы сильные механизмы по решению судьбы военнопленных, способов и методов их содержания, оказания медицинской помощи и т.д.

Кроме того, в международном праве есть четко сложившийся статус гражданского населения, на территории которого ведутся бои, возможности расположения войск и ведения локальных боев, применение различного вида оружия и много других вещей. Вовремя не назвав эту войну войной, мы лишили себя участия и активизации механизмов международного права и международных организаций в решении этого конфликта.

Так разрывать или не разрывать дипломатические отношения? Извините, но здесь нет вопроса. Международное писаное и неписаное право говорит, что механизмы разрыва дипломатических отношений запускаются не то чтобы во время совершения акта агрессии, а также при существовании такой угрозы.

Поэтому дипломатические отношения с РФ должны быть разорваны уже давно. И это запустило бы совсем другие механизмы, которые бы привлекли внимание внешнего мира к тому, что происходит. Вместо этого мы сидели и раскачивались. А по росту товарооборота — это уже вопрос к санкциям. Любой наш международный союзник говорит: «Простите, вы здесь от нас санкций требуете — а сами что делаете?»