С победой ГКЧП, дорогие товарищи!

В эти дни Советская Латвия вместе со всеми братскими республиками Союза ССР готовится отметить 25-летнюю годовщину важнейшего исторического события. 19 августа 1991 года был образован Государственный комитет по чрезвычайному положению, сорвавший преступные планы антисоветских элементов, готовивших фактическую ликвидацию страны. На 20 августа руководителями республик было запланировано подписание т. н. «нового союзного договора», отменявшего Договор об образовании СССР 1922 года. Но своевременное введение чрезвычайного положения не позволило осуществить преступный замысел. То, что и сегодня, в 2016-м году, все пятнадцать союзных республик единой семьей продолжают строить социализм, —— прямое следствие победы в августе 1991-го года здоровых сил в советском и партийном руководстве…Может статься, примерно такой текст появился бы сегодня на портале Padomju Delfi, сложись все в Москве 25 лет назад иначе. Дальше в тексте шло бы что-нибудь про «широко развернувшееся в честь юбилея социалистическое соревнование». Но развивать альтернативно-исторические фантазии я поостерегусь, памятуя о латвийской законодательной и уголовной практике последних лет и в особенности месяцев. «Антигосударственная деятельность», «оправдание геноцида», «восхваление оккупации» — в изобретении обвинительных формулировок наша демократическая власть явно берет пример с советской тоталитарной, и остается лишь надеяться, что она окажется менее решительной в плане репрессивных действий. Все-таки подражание Советскому Союзу — прямое, как в нынешней России, или под видом всяческого от него (Союза) отталкивания, как в нынешней Латвии — выходит у нас у всех фарсовым и пародийным. И слава богу.

Мы отмечаем День восстановления независимости 4 мая, в память о принятии Верховным советом соответствующей декларации в 1990 году — но на деле для Латвии все окончательно решилось в августе 1991-го. Уже 6 сентября союзное руководство, ничем больше не руководившее, признало независимость Прибалтики. Закончилось длившееся год с лишним здешнее двоевластие, началась эпоха, в которую мы живем поныне.

Все означенное время, все 25 лет, что Советский Союз не существует, для Латвии он служит воплощением зла. Это — краеугольный камень национальной идеологии и основа самоидентификации латышей. СССР — зло столь абсолютное, что любое противодействие ему воспринимается как пусть относительное, но добро — включая противодействие в составе подразделений СС. Разумеется, ничего, кроме ущерба, от Союза проистекать не могло. Даже если комиссия по подсчету размера этого ущерба заседает в «сталинской» высотке Академии наук (построенной при СССР), а члены комиссии живут в спальных районах (построенных при СССР) и ежедневно ездят по мостам (построенным при СССР), никого из них это не смущает.

Однако основной «ущерб от советской оккупации» — он не в окне у жителя Плявниеков, Иманты или Болдераи, и даже не у него за стеной, где бубнят на негосударственном языке неграждане нетитульной национальности. Ущерб этот — в первую очередь в головах: и у избирателей, и у политиков, и у самых рьяных борцов с означенным ущербом из числа идеологов и публицистов. И чем непримиримей борьба, тем жестче оценки и формулировки, тем четче печать «совка» на мозгах декларативного антисоветчика.

Очевидно же, что ближайший родственник самого упертого российского сталиниста — это самый свирепый латвийский антисталинист из Нацобъединения. Очевидно, что готовность оправдывать раскулачивание и ГУЛАГ («зато он оставил Россию с ядерной бомбой»!) ничем по степени идиотизма и аморальности не отличается от готовности закрывать глаза на зверства латышских коллаборационистов («зато они боролись с коммуняками»!). Собственно, готовность оправдывать людоедов, неважно, с какой стороны, — это и есть «последствие оккупации». Не отделяющее тех, кто считает себя оккупированными, от их злейших идейных противников — а объединяющее тех и других. И в данном случае нет разницы не только между российскими и латвийскими ура-патриотами, но и, например, украинскими с их проспектом Бандеры.

Общие для России, Украины, стран Балтии бесконечные разговоры о том, что во всем всегда виновата (нужное подставить: для одних Америка, для других — Россия) — это «последствие оккупации». Общая для нас для всех любовь разоблачать пятую колонну (у каждого свою), клеймить предателей, навешивать ярлыки — это «последствие оккупации». Невозможность существовать без образа врага, решительность в делении на своих и чужих — «последствие оккупации». Непримиримость к любому мнению, отличному от общепринятого, вколоченного в коллективные мозги телевизором, доносительство, азарт травли — «последствие оккупации». Неумение мыслить самостоятельно, падкость на самые примитивные идеологические клише — «последствие оккупации». Взаимная безответственность власти и избирателя, закрытость и неподотчетность элиты — «последствие оккупации».

И это все роднит жителей бывших братских республик — несмотря на их бросающиеся в глаза отличия. Это — то, что важнее членства в международных союзах и валютных объединениях, важнее даже, чем форма правления. За последнюю четверть века выяснилось, что взаимная безответственность народа и власти может существовать не только при самодержавной монархии (не будем показывать пальцем, тем более, что пальцев понадобится много), но и при самой что ни на есть безупречной (формально) парламентской демократии.

За те четверть века, что СССР отсутствует на картах, выяснилось, что он жив в нашем сознании, подсознании, генетическом коде.

25 лет назад, 20 августа 1991-го представители РСФСР, Казахской, Белорусской ССР и еще нескольких собирались подписать новый союзный договор, чтобы сохранить Советский Союз хоть в каком-то виде. А 19 августа ГК объявил о введении ЧП, чтобы не дать им это сделать — и таким образом сохранить СССР в виде изначальном. Результатом общей заботы стало то, что СССР развалился бесповоротно.

Но развалившись — живет уже четверть века. Только живет не в виде лучших, а в виде худших своих черт. В СССР были интернационализм (и даже не только насильственно насажденный), культ просвещения, авторитет науки, культура далеко не последнего разбора, какое-никакое социальное государство. На их место пришли пещерный национализм, невежество, обскурантизм и социальный дарвинизм в самой откровенной форме. Зато худшее из советского наследия сохранилось и в разных формах процвело и под флагом ЕС на прохладной Балтике, и под сенью золотой статуи Туркменбаши на краю знойных Каракумов.

А если учесть, что желанный членами ГКЧП образ советского государства был составлен далеко не из лучших его черт, можно констатировать, что Янаев, Язов и Ко, проиграв 25 лет назад, в конечном счете во многом победили. Вот только радоваться такой их победе у меня нет ни малейшего желания. Даром что СССР, паспорт которого я получил аккурат в августе 1991-го, был единственной страной, признавшей меня своим гражданином без предварительных условий и унизительных экзаменов.